Пообедали. В стороне желудков чувствовалось маленькое блаженство, рты позевывали, глаза начали суживаться от сладкой дремоты. Муж закурил сигару, потянулся и развалился на кушетке. Жена села у изголовья и замурлыкала... Оба были счастливы.

- Расскажи что-нибудь... - зевнул муж.

- Что же тебе рассказать? Мм... Ах, да! Ты слышал? Софи Окуркова вышла замуж за этого... как его... за фон Трамба! Вот скандал!

- В чем же тут скандал?

- Да ведь Трамб подлец! Это такой негодяй... такой бессовестный человек! Без всяких принципов! Урод нравственный! Был у графа управляющим - нажился, теперь служит на железной дороге и ворует... Сестру ограбил... Негодяй и вор, одним словом. И за этакого человека выходить замуж?! Жить с ним?! Удивляюсь! Такая нравственная девушка и ... на тебе! Ни за что бы не вышла за такого субъекта! Будь он хоть миллионер! Будь красив, как не знаю что, я плюнула бы на него! И представить себе не могу мужа-подлеца!

Жена вскочила и, раскрасневшаяся, негодующая, прошлась по комнате. Глазки загорелись гневом. Искренность ее была очевидна...

- Этот Трамб такая тварь! И тысячу раз глупы и пошлы те женщины, которые выходят за таких господ!

- Тэк-с... Ты, разумеется, не вышла бы... Н-да... Ну, а если бы ты сейчас узнала, что я тоже... негодяй? Что бы ты сделала?

- Я? Бросила бы тебя! Не осталась бы с тобой ни на одну секунду! Я могу любить только честного человека! Узнай я, что ты натворил хоть сотую долю того, что сделал Трамб, я... мигом! Adieu тогда!

- Тэк... Гм... Какая ты у меня... А я и не знал... Хе-хе-хе... Врет бабенка и не краснеет!

- Я никогда не лгу! Попробуй-ка сделать подлость, тогда и увидишь!

- К чему мне пробовать? Сама знаешь... Я еще почище твоего фон Трамба буду... Трамб - комашка сравнительно. Ты делаешь большие глаза? Это странно... (Пауза.) Сколько я получаю жалованья?

- Три тысячи в год.

- А сколько стоит колье, которое я купил тебе неделю тому назад? Две тысячи... Не так ли? Да вчерашнее платье пятьсот... Дача две тысячи... Хе-хе-хе. Вчера твой папа выклянчил у меня тысячу...

- Но, Пьер, побочные доходы ведь...

- Лошади... Домашний доктор... Счеты от модисток. Третьего дня ты проиграла в стуколку сто рублей...

Муж приподнялся, подпер голову кулаками и прочел целый обвинительный акт. Подойдя к письменному столу, он показал жене несколько вещественных доказательств...

- Теперь ты видишь, матушка, что твой фон Трамб - ерунда, карманный воришка сравнительно со мной... Adieu! Иди и впредь не осуждай!

Я кончил. Быть может, читатель еще спросит:

- И она ушла от мужа?

Да, ушла... в другую комнату.

А далее Митин!!!! Мишка, как же долго мы вымучивали последнюю фразу!!!!!!

"ЗЕРКАЛО"

Читала Юлия Маслиникова (стихи Инны Кабыш)

МАРИЯ-АНТУАНЕТТА.

1.

В стране, где нет господ,
где правый раб и левый,
не приведи Господь
родиться королевой.

Родиться с головой
на беззащитной шее -
уж лучше быть травой,
водой, землей в траншее.

2.

У меня в Трианоне деревьев подстрижены кроны,
будет ночь - будет бал: королевское наше житье.
Но я чувствую кожей, моей ты робеешь короны.
Перестань, дурачок, я ж в постели снимаю ее.

Я корону сниму, но сначала сними остальное:
мои туфли, подвязки, чулки, кружева, кружева...
Поскорее, родной! Скоро утро настанет стальное
и потребует хлеба, и смелют меня жернова.

Но должно же меж ночью и утром быть что-нибудь третье,
но должно ж между жизнью и смертью быть что-то еще...
Я корону сниму, как бродяга снимает отрепья,
и мне станет теплее, тепло, горячо, горячо..

Впрочем, стой...Ничего мы уже не успеем с тобою...
Вот идет мой народ - и я чувствую боль в волосах,
потому что короны снимают всегда с головою.
Так что я без всего буду ждать тебя на небесах.

"ЗЕРКАЛО"

У, Москва, калита татарская:
и послушлива да хитра,
сучий хвост, борода боярская,
сваха, пьяненькая с утра.

Полуцарская - полуханская,
полугород - полусело,
разношерстная моя, хамская:
зла, как зверь, да красна зело.

Мать родная, подруга ситная,
долгорукая, что твой князь,
как пиявица ненасытная:
хрясь! - и Новгород сломлен - хрясь! -

все ее - от Курил до Вильнюса -
эк, разъела себе бока! -
то-то Питер пред ней подвинулся:
да уж, мать моя, широка!

Верит каждому бесу на слово -
и не верит чужим слезам:
Магдалина, Катюша Маслова,
вся открытая небесам.

И Земле. Потому - столичная,
то есть общая, как котел.
Моя бедная, моя личная,
мой роддом, мой дурдом, мой стол.

... Богоданная, как зарница,
рукотворная, как звезда,
дорогая моя столица,
золотая моя орда.

*

А вот кто читал - не помню!!!    Кажется, Былинский!!! Былинский, это ты был???? Признавайся!!!

"ЗЕРКАЛО"

Четвертая баллада Дмитрия Быкова

В Москве взрывают наземный транспорт - такси, троллейбусы, все подряд.
В метро ОМОН проверяет паспорт у всех, кто черен и бородат,
И это длится седьмые сутки. В глазах у мэра стоит тоска.
При виде каждой забытой сумки водитель требует взрывника.
О том, кто принял вину за взрывы, не знают точно, но много врут.
Непостижимы его мотивы, непредсказуем его маршрут,
Как гнев Господень. И потому-то Москву колотит такая дрожь.
Уже давно бы взыграла смута, но против промысла не попрешь.

И чуть затлеет рассветный отблеск на синих окнах к шести утра,
Юнец, нарочно ушедший в отпуск, встает с постели. Ему пора.
Не обинуясь и не колеблясь, но свято веря в свою судьбу,
Он резво прыгает в тот троллейбус, который движется на Трубу
И дальше кружится по бульварам ("Россия" - Пушкин - Арбат - пруды) -
Зане юнец обладает даром спасать попутчиков от беды.
Плевать, что вера его наивна. Неважно, как там его зовут.
Он любит счастливо и взаимно, и потому его не взорвут.
Его не тронет волна возмездии, хоть выбор жертвы необъясним.
Он это знает и ездит, ездит, храня любого, кто рядом с ним.

И вот он едет.

Он едет мимо пятнистых скверов, где визг играющих малышей
Ласкает уши пенсионеров и греет благостных алкашей,
Он едет мимо лотков, киосков, собак, собачников, стариков,
Смешно целующихся подростков, смешно серьезных выпускников,
Он едет мимо родных идиллий, где цел дворовый жилой уют,
Вдоль тех бульваров, где мы бродили, не допуская, что нас убьют, -
И как бы там ни трудился Хронос, дробя асфальт и грызя гранит,
Глядишь, еще и теперь не тронут: чужая молодость охранит.

...Едва рассвет окровавит стекла и город высветится опять,
Во двор выходит старик, не столько уставший жить, как уставший ждать.
Боец-изменник, солдат-предатель, навлекший некогда гнев Творца,
Он ждет прощения, но Создатель не шлет за ним своего гонца.
За ним не явится никакая из караулящих нас смертей.
Он суше выветренного камня и древней рукописи желтей.
Он смотрит тупо и безучастно на вечно длящуюся игру,
Но то, что мучит его всечасно, впервые будет служить добру.

И вот он едет.

Он едет мимо крикливых торгов и нищих драк за бесплатный суп,
Он едет мимо больниц и моргов, гниющих свалок, торчащих труб,
Вдоль улиц, прячущих хищный норов в угоду юному лопуху,
Он едет мимо сплошных заборов с колючей проволокой вверху,
Он едет мимо голодных сборищ, берущих всякого в оборот,
Где каждый выкрик равно позорящ для тех, кто слушает и орет,
Где, притворяясь чернорабочим, вниманья требует наглый смерд,
Он едет мимо всего того, чем согласно брезгуют жизнь и смерть:
Как ангел ада, он едет адом - аид, спускающийся в Аид, -
Храня от гибели всех, кто рядом (хоть каждый верит, что сам хранит).

Вот так и я, примостившись между юнцом и старцем, в июне, в шесть,
Таю отчаянную надежду на то, что все это так и есть:
Пока я им сочиняю роли, не рухнет небо, не ахнет взрыв,
И мир, послушный творящей воле, не канет в бездну, пока я жив.
Ни грохот взрыва, ни вой сирены не грянут разом, Москву глуша,
Покуда я бормочу катрены о двух личинах твоих, душа.

И вот я еду.

Читали трое: Свистунов,  Михаил Митин и я (Анастасия Леванова). Впоследствие читали Юля Маслиникова, Михаил Митин и Анастасия Леванова.

"ЗЕРКАЛО"

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ

Памяти Осипа Эмильевича Мандельштама

М у ж с к о й    г о л о с

"И только и света,
  Что в звездной колючей неправде,
  А жизнь промелькнет
  Театрального капора пеной,
  И некому молвить
  Из табора улицы темной..."
    Мандельштам

Ж е н с к и й    г о л о с

                   ...в квартире,  где он  жил, находились  он, Надежда
                Яковлевна  и Анна Андреевна  Ахматова, которая приехала
                его навестить из Ленинграда.   И  вот  они  сидели  все
                вместе, пока  длился обыск,  до утра,  и пока  шел этот
                обыск, за стеною, тоже до утра, у соседа их, Кирсанова,
                ничего не знавшего об  обыске,  запускали  пластинки  с
                модной в ту пору гавайской гитарой...

 

М у ж с к о й    г о л о с

  Всю ночь за стеной ворковала гитара,
  Сосед-прощелыга крутил юбилей,
  А два понятых, словно два санитара,
  А два понятых, словно два санитара,
  Зевая, томились у черных дверей.

  И жирные пальцы, с неспешной заботой,
  Кромешной своей занимались работой,
  И две королевы глядели в молчаньи,
  Как пальцы копались в бумажном мочале,
  Как жирно листали за книжкою книжку,
  А сам-то король - все бочком, да вприпрыжку,
  Чтоб взглядом не выдать - не та ли страница,
  Чтоб рядом не видеть безглазые лица!
  А пальцы искали крамолу, крамолу...
  А там за стеной все гоняли "Рамону":

Ж е н с к и й    г о л о с

  "Рамона, какой простор вокруг, взгляни,
  Рамона, и в целом мире мы одни".

М у ж с к о й    г о л о с
  "...А жизнь промелькнет
  Театрального капора пеной..."

  И глядя, как пальцы шуруют в обивке,
  Вольно ж тебе было, он думал, вольно!
  Глотай своего якобинства опивки!
  Глотай своего якобинства опивки!
  Не уксус еще, но уже не вино!

  Щелкунчик-скворец, простофиля-Емеля,
  Зачем ты ввязался в чужое похмелье?!
  На что ты истратил свои золотые?!
  И скучно следили за ним понятые...

Ж е н с к и й    г о л о с

  А две королевы бездарно курили
  И тоже казнили себя и корили -
  За лень, за небрежный кивок на вокзале,
  За все, что ему второпях не сказали...

  А пальцы копались, и рвалась бумага...
  И пел за стеной тенорок-бедолага:
  "Рамона, моя любовь, мои мечты,
  Рамона, везде и всюду только ты..."

М у ж с к о й    г о л о с

  "...И только и света,
  Что в звездной, колючей неправде..."

  По улице черной, за вороном черным,
  За этой каретой, где окна крестом,
  Я буду метаться в дозоре почетном,
  Я буду метаться в дозоре почетном,
  Пока, обессилев не рухну пластом!
  Но слово останется, слово осталось!
  Не к слову, а к сердцу приходит усталость,
  И хочешь, не хочешь - слезай с карусели,
  И хочешь, не хочешь - конец одиссеи!

Ж е н с к и й    г о л о с

  Но нас не помчат паруса на Итаку:
  В наш век на Итаку везут по этапу,
  Везут Одиссея в телячьем вагоне,
  Где только и счастья, что нету погони!

  Где, выпив "ханжи", на потеху вагону,
  Блатарь-одессит распевает "Рамону":
  "Рамона, ты слышишь ветра нежный зов,
  Рамона, ведь это песнь любви без слов..."

М у ж с к о й    г о л о с
  "...И некому, некому,
  Некому молвить
  Из табора улицы темной..."

(звук едущего поезда)

Читали: М.Митин и А.Леванова

P,S. Мишка! Я считаю, что огда не ошиблась с выбором тебя!  Ты потрясающе читал! Это одна из твоих лучших ролей. Болезненных... Честных... Светлых...

"ЗЕРКАЛО"

Марина Цветаева.

Вчера еще в глаза глядел…

Вчера еще в глаза глядел,
А нынче - все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел,-
Все жаворонки нынче - вороны!

Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
"Мой милый, что тебе я сделала?!"

И слезы ей - вода, и кровь -
Вода,- в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха - Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей земли:
"Мой милый, что тебе я сделала?!"

Вчера еще в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал -
Жизнь выпала копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду
Стою - немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
"Мой милый, что тебе я сделала?"

Спрошу я стул, спрошу кровать:
"За что, за что терплю и бедствую?"
"Отцеловал - колесовать:
Другую целовать",- ответствуют.

Жить приручил - в самом огне,
Сам бросил - в степь заледенелую!
Вот, что ты, милый сделал мне!
Мой милый, что тебе я сделала?

Все ведаю - не прекословь!
Вновь зрячая - уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.

Само - что дерево трясти! -
В срок яблоко спадает спелое…
- За все, за все меня прости,
Мой милый,- что тебе я сделала!

ЧИТАЛА НАТАЬЯ БАЛИХИНА (ПОТРЯСАЮЩЕ ЧИТАЛА!!!!!!!)